Что такое «любить по-русски»? Различные ответы есть на этот вопрос. Немецкий дипломат Сигизмунд Герберштейн в начале 16 века бывал в Московии и рассказывал историю своего соотечественника, кузнеца Иордана, который женился на московской девушке. Через какое-то время после заключения брака та начала жаловаться, что муж её не любит, раз не оставляет на теле знаки любви – синяки от побоев. Иордан решил послушаться русского обычая и стал иногда избивать супругу, которую поколачивания сделали добрее и покладистей. В конце концов, мужчина так преуспел в этом деле, что сломал жене шею и ноги.

Однако феномен русской любви разнообразен, необъясним и не сводится только к формуле «бьёт – значит любит». Как есть стереотипная идея о загадочной русской душе, отчаянной, бесшабашной, созерцательной, но буйной, чуткой и милосердной, так есть и образ любви в России – из-за специфической традиции классической литературы, чаще всего несчастливой, яркой, душевной, нежной и обречённой.

Во времена немого кино он подкреплялся многочисленными салонными мелодрамами, населёнными коварными соблазнителями и отвергнутыми любовницами с полными печали глазами Веры Холодной. Конец романтическим метаниям бесконечных гувернанток положили революция и новый быт эпохи НЭПа: на первый план вышли классовый и квартирный вопросы. Menage a trois в ленте «Третья Мещанская» стал ответом молодого коммунистического государства обывательским представлениям о семейной жизни.

Сменившая остросоциальную тематику 1920-х годов эпоха большого стиля 1930-х заново изобрела жанр мелодрамы. Физиология уступила место трудовому рвению. Советская романтика уже не предполагала отстройки от производственной темы: хороший партнёр и возлюбленный, прежде всего, успешный работник. В картине «Светлый путь» персонаж Любови Орловой может претендовать на ответные чувства со стороны статного партийного чиновника, только пройдя карьеру от уборщицы до передовика производства.

Оттепельные мелодрамы принесли на экраны реальные приметы повседневности и гуманистическое внимание к деталям. Всё ещё скованный неписаным «кодексом Хейса» кинематограф СССР робко заявлял свои права на изображение интимной сферы. Невозможность любви имела причинами разделение войной («Летят журавли»), непонимание общества («А если это любовь?»), социальные различия («Три тополя на Плющихе») и просто экзистенциальный кризис («Застава Ильича»).

Утешительные свойства русские мелодрамы проявили в период застоя, когда в частной жизни находилось прибежище от привычно душной атмосферы советской действительности. Скромный служащий добивается взаимности строгой начальницы-мымры в «Служебном романе» Эльдара Рязанова, явив своеобразную отечественную инверсию мифа о Золушке. В ироничном, но безысходном по настроению данелиевском «Афоне» единственным лучиком надежды светится юная и наивная героиня Евгении Симоновой. Наконец, наш главный мелодраматический блокбастер – «Москва слезам не верит» – утверждает важность простого человеческого счастья даже в мире победившего гендерного равенства.